6 14 ГЛАВА 5 В Эмомире резко и неожиданно наступил день. Наступил ярким розовым светом на пыльную улицу, разогнав туман по щелям щербатой кладки мостовой. Клоун, а за ним и Эгор выбежали на огромную, залитую солнечными лучами площадь и остановились, жмурясь и тяжело дыша. Солнце было доброе и тёплое, как материнские объятия, и Эгор почувствовал себя счастливым младенцем, согретый и убаюканный солнечным теплом, расслабился и забыл, зачем он погнался за вредным толстым вуайеристом. Клоун, стоящий метрах в десяти от юноши так же глупо улыбаясь, щурился от яркого света. Мелкие синие птички неожиданной радости осуществились и запели над головой Эгора. «Надо же, как мало иногда нужно для счастья -всего лишь увидеть солнце», - подумал Эгор и моментально осознал всю нелепость своей мысли. мёртв, поселён в ненавистное тельце в безумном мире, стоит и радостно любуется своим единственным глазом на розоватый блин в небесах. Но слёзы жалости к себе не успели навернуться на плачелюбивое око, потому, что солнце исчезло так же, неожиданно как появилось. На площадь пала гигантская мрачная тень. В одну секунду Эгор успел разглядеть всё вокруг. Площадь была выложена потрескавшимся грязно-розовым кирпичом, в центре её красовалась пятиконечная звезда, в самой серединке которой, спиной к Эгору, стоял памятник. Тень, закрывшая солнце сгустилась и приблизилась к Эгору, который почувствовал липкий тошнотворный приступ страха, мгновенно скативший с него пяток холодных змей. Его ноги подкосились, Эгор никак не мог унять позорную дрожь в коленях, а клоун, белый как сметана, вытаращив глаза показывал пальцем вверх, за Эгорову голову, на хозяина исполинской тени. Затем клоун буквально сжался в комочек, не больше спичечного коробка, и попытался забиться в щель между площадной кладкой. Эгор почувствовал спиной ледяной мертвецкий холод, обогатил Эмомир стадом мурашек и дюжиной змей, вжал голову в худые плечи и медленно повернулся. Через крыши, показавшихся ему игрушечными, домов, переползало огромное отвратительное существо. Оно казалось настолько мерзким, что Эгора немедленно бы вырвало, если б имелось чем. Фантомное сердце бешено заколотилось, тело забило противной неудержимой дрожью, мелькнула мысль: «Ну, вот и всё». Затем голова опустела и завибрировала, как хороший барабан. «Нечто» медленно, но неотвратимо спускалось с крыш домов, бесшумно и слаженно работая миллионами волосатых щупальцев-ножек. Его можно было бы назвать насекомым, если бы существовали насекомые размером с трёхэтажный особняк. Эдакий клещ-трилобит в чёрном, поросшем влажными дрожащими волосками панцире, снизу демонстрировал розовый студнеобразный трясущийся живот, сплошь покрытый перманентно шевелящимися волосатыми щупальцами и присосками. Самое страшное располагалось у чудовища спереди снизу: сплющенная дебелая с отвисшими жирными щеками жирная голова, размером с автобус, увитая волосами-змеями, спутанными и кусающими друг друга. Три пары гипнотических красных глаз, без век и ресниц уставились на Эгора, пробирая его страхом до мозга костей. Бездной алела зубастая пасть, с выдвинутой далеко вниз нижней челюстью, куда сейчас и устремился взор Эмобоя. Он глядел в эту жадную пещеру, видел закипающую в ней слюну, капающую на площадь, и ощущал всю неотвратимость своего последующего попадания в неё. По бокам от головы чудища, словно плети, безвольно висели белые щупальца-руки, заканчивающиеся длинными ладонями, с синюшными длинными пальцами. Эгор, как прикованный смотрел в приближающиеся глаза и его ноги налились стопудовым свинцом. Существо медленно, но уверенно сползло, плюхнулось на площадь своим желейным животом и расположилось прямо перед юношей таким образом, что зловонная пасть оказалась метрах в пяти от его лица. Эгор видел, как извиваются, стоящие дыбом змеи-волосы и чувствовал, что его волосы ведут себя точно так же. Руки-щупальца ожили, зашевелились и стали подобно жевательной резинке вытягиваться к Эгору. Отвратительно холодные пальцы обхватили его щуплое тело, прижав руки к бокам, подняли над площадью и медленно понесли к пасти, слюна из которой полилась ручьём. Эгор обречённо посмотрел вверх, где над громадой доисторического панциря снова сияло беззаботное солнце, и озарённый его сиянием, немедленно пришёл в себя. Перед ним уже зияла кроваво-красная алчная пасть, когда Эгор осознал, что он никогда не увидит солнца, и уже точно никогда не увидит Кити, сгинув навсегда в толстом брюхе этой огромной вши. Умереть второй раз за сутки - это уже слишком. Он взревел от вопиющей несправедливости, и его рёв превратился в огненный шар ярости, который влетел в пасть чудовища. Пасть удивлённо захлопнулась и в ту же секунду раздался глухой взрыв – это ярость Эгора взорвалась в брюхе незадачливого монстра. Мягкий живот с ножками, с резким звуком лопающегося воздушного шарика, разлетелся мелкими ошмётками по всей площади; хитиновый панцирь лопнул вдоль; а страшную голову, с руками, продолжающими сжимать Эгора, откинуло к центру площади, прямо к памятнику. Огромные страшные гнлаза, так и не успевшие понять, что произошло, медленно потухли; змеи-волосы увяли и замерли; руки-щулальцы медленно, будто бережно опустили Эгора на землю и покорно разжали холодные ослабевшие пальцы. Эгор вскочил и судорожно стал искать глазами клоуна, но толстого болтуна нигде не наблюдалось. Тогда Эгор взвесил произошедшее, понял, что с ним только что чуть не случилось и его символически вытошнило пустотой. Когда Эгора перестало выворачивать наизнанку, он подбежал к остывшей голове чудища и стал что есть сил пинать её своими худыми ножками, пытаясь влить всю свою злость, накопившуюся в юноше за последние сутки, в эти удары. От приятного занятия Эгора отвлёк огромный белый заяц, перешагнувший на площадь через дом и начавший старательно, словно заведённый, поедать останки взорванного насекомого. Зайцу от шутника Создателя досталось огромное массивное тело с тяжёлым задом, и маленькая безобразная голова с пуговицами вместо глаз, налитыми красной кровью, и кроваво-красная, непомерно большая пасть, усыпанная пирамидальными зубами. В спине у зайца торчал огромный металлический ключ. -Здрасьте, приехали, - продумал Эгор, начиная пятиться спиной к памятнику, надеясь, что плотоядный заводной грызун его не заметит, - час от часу не легче. Заяц был настолько нелеп, смешон и страшен одновременно, что у Эгора началась смеховая истерика. Стараясь сдержаться, он заткнул кулаком рот и продолжал отступать за постамент. Не отрывая глаз от белого обжоры, он обогнул широкий чёрный куб постамента и лишь тогда смог расслабиться и беззвучно посмеяться. Но хохотал он недолго, поскольку его взору встретился сам памятник, на постаменте которого стоял он сам – Эмобой – собственной персоной, такой, каким он видел сегодня утром себя в клоунском зеркале. В правой втянутой руке памятник держал красное сердце, неприятно режущее глаз под лучами солнца. Пока Эгор, отвлёкшись и разинув рот, рассматривал свою гигантскую копию, через памятник бесшумно перескочил хищный заяц. Монстр в мгновение ока развернулся к Эгору, наклонился и схватил его цепкими когтистыми лапами, подняв к голове. «Опять -25!» -только и успел подумать Эгор, оказавшись перед бледно-розовым, смешно втягивающим воздух сердечкообразным заячьим носом. Нос у зайца оказался как раз размером с Эгора. Юноша скосил глаза на заячью пасть и с радостью увидел, что она закрыта и даже брезгливо скривлена. « Что, не нравлюсь я тебе»,- подумал Эгор и понял, что уже ничего не боится. Победа над огромным клопом отняла у него способность бояться, он словно истратил весь свой страх. «Трём смертям не бывать, а одной не миновать. Тем более, что я и так, уже мёртв». Эгор попытался подёргаться, Заяц нервно затряс лапками и скрестил когти, которые как решётка закрыли Эгора от мира, а потом крепко прижал юношу к лохматой белой груди. В рот Эмобою набилась густая белая и на вкус синтетическая шерсть, когти вжимали его всё сильней и сильней. «Не хочет зайка меня живьём есть»,- подумал Эгор, задыхаясь. Неожиданно он понял, что смеётся сквозь слёзы - более нелепую смерть он и вообразить себе не мог. Быть задушенным волосатой грудью гигантского игрушечного зайца – это слишком, даже для кошмарного сна. Смех Эгора превращался в дикобразов, которые стали злобно и настойчиво колоть зайца своими иглами, запутываясь в шерсти. Поскольку в этот раз Эгор смеялся над собой, то у дикобразов, на умильных мордах, вместо носов, росли острые клювы пересмешников, которыми они долбили заячью грудь. Не выдержав смеховую атаку, зверюга ослабил хватку и, держа Эгора в одной лапе, второй стал стряхивать с груди надоедливых колючих пришельцев. «Смехом против меха - надо запомнить» - подумал, вполне освоившийся и даже наслаждающийся сюрреалистической ситуацией, Эгор. Он уже знал, что сделает дальше, и когда, справившийся с дикобразами, Заяц распахнул свою зубастую пасть, в неё уже летел огненный шар ярости из глаза Эмобоя, подсвеченный и подгоняемый ненавистью и презрением. Голова зайца разлетелась бело-красным фейерверком по площади, которая окончательно стала похожа на кровавое поле боя. В этот раз Эгору не повезло: массивная туша зайца свалилась сверху, погребя его под собой. От удара о площадную брусчатку, он потерял ошалевшее сознание и погрузился в угольную трясину темноты под тоннами белого меха. Тьма сменилась ярко красным пятном. Эгор попытался сфокусировать единственный глаз, пятно отдалилось и он увидел перед собой смеющуюся физиономию Клоуна: - Пора вставать, герой, нас ждут великие дела! Эгор поморщился: - Какое отвратительное дежавю. Я опять умер и очнулся в эмомире. Всё поехало по новой? День сурка подолжается? -Нет, ты не умер, потому что мёртвые не умирают, - издевался клоун, - ты просто отключился ненадолго, но всё, конечно, могло быть и хуже. Ты бы мог исчезнуть отсюда, и куда бы занесла тебя Сансара, я не знаю. Стал бы какой-нибудь устрицей или кактусом. Но я тебя спас. Вытащил из под этой меховой туши, хоть это совсем и не просто. Ну а как иначе? Мы ведь друзья-товарищи. Сам погибай, а товарища выручай! - Что-то я не почувствовал твоего дружеского плеча, когда меня два раза пытались сожрать эти бешеные твари. - Извини, я - не герой, я – клоун. Каждому своё занятие: ты с чудовищами воюешь, а я тебя потом веселю. Но надо сказать, это выглядело круто! Я ни за что бы не поверил, если бы не увидел своими глазами. Ты хоть знаешь, кого ты победил? - Гигантского чесоточного зудня и разъевшегося трупами игрушечного зайца? - Не совсем. Это воплощённые Страх и Злость, одни из самых сильных и опасных бестий во всех мирах. - Не смеши! Страх-клещ ещё как-то катит, но злость в виде зайца… - Первобытный доисторический страх и нелепая злость на весь мир, которая душит тебя и если ты не спасёшься самоиронией, сожрёт. Разве с тобой такого никогда не случалось? - Я умер в 18 лет, чёрт побери. Со мной много чего ещё не случалось, - обиженно подчеркнул Эгор, сел и огляделся. Рядом с ним высилась туша злобного Зайца. Всё вокруг завалено останками злости и страха. – Да уж, весело. Слушай, Клоун, кто ты такой? Психологические ребусы, психоанализ - Ты случаем не реинкарнация Зигмунда Фрёйда? - Да ты ещё и начитанный, Эгор, цены тебе нет. Ой, а вот и твой благодарный народ. Приготовься к встрече, герой. Со всех концов площади стали проявляться и устремляться к Эгору и Клоуну очень странные существа в огромном количестве. Площадь наполнилась радостным гомоном и буйным весельем. - Он пришёл! Он с нами. - Эмобой здесь! - Пророчество сбылось! - Слава Эмобою! - неслось отовсюду. Эгор оторопело вертел головой, рассматривая бегущих к нему, и в очередной раз, ему нестерпимо захотелось закрыть глаз и проснуться дома. Но он находился здесь и сейчас, и все эти румяные головастые куклы-девочки и куклы-мальчики, в человеческий рост, одетые как завзятые, ненавистные Егору Трушину, эмокиды*, все на одно лицо, с чёрными, обведёнными тушью глазами и одинаковыми чёрными ровными чёлками, словно зомби приближались к нему. И все эти заштопанные плюшевые мишки с перебинтованными лапками тоже бежали к нему. И кот, элегантный, как нью-йоркский модник, с почтальонской сумкой и в чёрных пластмассовых очках с простыми стёклами на хитрой кошачьей морде, тоже бежал к нему на задних лапах. - Слава герою! Ура Эмобою! Куклы оттолкнули Клоуна, подхватили на руки узкое, лёгкое тело Эгора и стали качать его, подкидывая как можно выше. Эгор взмывал в небо, а вместе с ним взмывали яркие птички радости и крылатые свинки честолюбия. «Быть героем не так уж и плохо. Жаль, что меня не видят друзья, папа с мамой, и Кити. Хотя ведь я – это не я, а лишь транскрипция моя. Как всё не просто»…
|